1997 год, 8 сентября.

...меня убивает тот факт, что я разговариваю с практикантом по астрономии. В своей голове. Мысленно. Нет, иногда это больше смахивает на ведение... В общем, у Пэннички глюки. Я ничего не курю, не нюхаю, не колю и так далее, но он постоянно в моей голове, постоянно. Я его, собственно, совершенно не знаю, если не учитывать его основные жизненные позиции, и мне кажется, что он - псих. Да и я - тоже, потому что вижу психов наяву. И во сне. Везде. Я схожу с ума, честное слово. Буквально на днях у меня было желание повеситься на слизеринском шарфике, буквально - сегодня утром, а этот чертов профессор меня отговаривает. Я не понимаю совершенно, как это происходит. Говорит, что сам в конце-концов покончит с собой, но чтобы я никогда не делала и даже не думала, потому что думать - почти так же ужасно, как и делать. Еще говорит, что дело - это уже следствие, а причина кроется в мыслях. Он много всего говорит, но, боюсь, что если я подойду к нему лично, к живому профессору, а не моему порожденному воображением глюку, он меня не поймет. Совсем не поймет.
Еще, меня убивает тот факт, что я сейчас в походе с глупыми людишками. И какая дементорова матерь из всех ныне живущих дернула меня на этот шаг? Я точно самоубийца, раз согласилась ехать в поход. Мне до невозможности неприятно терпеть всех, кто там есть, кроме дядюшки Филиуса, разумеется. Хорошо, что мне не надо казаться всем приятной, а то бы у меня совершенно поехала крыша. Дядя Филиус, конечно, подлюга и обманщик, потому что так и не отправил меня в Хогвартс, но по сравнению с Хейфом - так просто ангел. Если честно, последний мне тоже импонирует, но исключительно в плане внешности. Я загнула, конечно, с пятидесятью годами, но ничего, у него от этого комплексов, думаю, не прибавилось.
Меня, все-таки, больше волнует то обстоятельство, что в походе придется провести времени в слишком большом количестве, и я успею в конец вымотаться. Я бы могла сказать, что мне сейчас до боли хочется домой, ан нет! Дома еще хуже, гораздо хуже. Там нет всяких блох и букашек, которые на меня сегодня напали, но зато есть ядовитая змея с куриными повадками, в лице моей матери, которая меня, откровенно говоря, достала.
Все-таки, речи моего воображения кажутся мне не достаточно убедительными, потому что другая часть моего воображения рождает вещи гораздо более суровые и пессимистичные, нежели первая. Я шокируюсь порою, сама от себя. Моя голова рождает что-то несуразное, и это, похоже, отражается уже во всем - теперь и в стихах. Я обычно никогда не пишу стихов, что нашло - не знаю.